Памяти Владислава Крапивина

Это произошло очень давно, а может быть — не происходило никогда.

В памяти пересеклись обрывки воспоминаний, и мне непросто выстроить из них стройную законченную картину. Осталось ощущение прекрасного летнего вечера. Я — недалеко за городом, на даче, но пора и домой, дела не ждут. Попрощался с бабушкой, взял собаку на поводок и вот мы вдвоем идем по направлению к железнодорожному полустанку.

Помню, дела, которые «не ждут», не вызвали тогда ощущения досады, не ассоциировались с белибердой и абсурдом, как все чаще, признаться, со мной в последнее время. Было безмятежно спокойно и тепло идти с моим псом по знакомой с детства проселочной дороге; сквозь листву тополей ласково струился солнечный свет, было безлюдно, мы никого не встретили на нашем Пути.

Время ускоряло бег, события начали меняться местами и путаться, будто карты в колоде. Я почти не помню поездку в электричке, следующее мое воспоминание — перрон городского вокзала, и следом за ним — какой-то буфет или крохотный ресторан, куда я зашел, по-видимому, выпить кофе… спросил у официантки насчет блюда в меню, она долго, громко и обиженно что-то мне объясняла, я рассеянно кивнул, не дослышав. Вокруг множество людей, все заняты собой, на меня не обращали внимания. Свет отчего-то померк, воцарился полумрак, включилась уютная подсветка: это был уже не буфет, обстановка скорее напоминала бар. Я устроился поудобнее, почти прилег в мягком своем кресле. И тут — обожгло.

Собака. Где она, мы ведь были вместе? Судорожно оглядываюсь вокруг, шарю глазами под столиками соседей, понимая, как по-идиотски при этом выгляжу.

Лихорадочно пытаюсь вспомнить. Может, привязал перед входом? — чушь и ерунда, даже в страшном сне мне не пришло бы в голову так поступить, я и в продуктовый-то магазин с собакой никогда не ходил… вообще не понимаю, как такое возможно, на оживленной улице оставить пса одного, пусть даже на несколько минут. А может, я вернулся и отвел собаку в дом, почему-либо раздумав брать с собой в город?

При всей абсурдности подобного предположения, я несколько минут обдумывал, «вертел» его так и эдак. Что-то мешало, будто бы блок в памяти… я отчетливо чувствовал, что снова и снова натыкаюсь на него, это было мучительно и страшно: будто бы тебя крепко держат, не давая вспомнить. Нежданно явилась эмоционально странно окрашенная мысль — мысль явно не свойственная мне, мысль не моя, нахальная и разбитная — что именно так оно, без малейшего сомнения, и было, пора прекратить паниковать, я должен расплатиться с официанткой, плюнуть на все свои рефлексии и спокойно ехать домой: собака, без сомнения, осталась на даче, просто потому, что больше ей негде быть. Я забыл, такое бывает: вернусь на дачу к следующим выходным, и собака, без сомнения, будет ждать меня там.

Непонятного этого самобичевания хватило на несколько секунд, а потом я встал и направился к выходу. Дорога моя лежала обратно, туда, откуда я только что приехал; шут его разберет, что происходит со мной, но я должен убедиться, что хоть с собакой порядок. Не спрашивайте, почему я не достал из кармана мобильник, не пошел искать ближайший телефон: ответ — я не знаю. Могу лишь предположить, что в том сне, или же в том мире, о котором пытаюсь рассказать — свои законы, и я был подчинен им в тот момент.

Внезапно (опять!) вонзилось, прошив, как иглой. Были одновременно и боль, и облегчение: я нигде не мог потерять собаку, собака моя умерла в начале декабря, я даже елку не наряжал в этот мой самый мрачный Новый год. А бабушки нет уже много-много лет.

В окно било яркое утро, настойчиво шептало в ухо, фамильярно толкало в бок на правах старого приятеля, случайно встреченного на улице: я просыпался, будто проваливаясь в светлую щель, тут же сходу пытаясь вспомнить классификацию различных фаз сна и дивясь яркости увиденного и пережитого. Но, как я к тому периоду своей жизни понимал уже довольно отчетливо — было в моем сне нечто, что сном не было.

Собачий взгляд. Спокойный и теплый: были в нем солнце, ласковый привет, и — прощение. Но не прощание. Именно с этим взглядом, кажется, связаны ощущения светлой, будто бы из детства, радости, и впечатление света, которые сложно описать. Скажу откровенно: я видел эти глаза к тому времени уже не впервые, произошедшее не было для меня чем-то совсем уж необыкновенным. Попробую рассказать, очень коротко: когда случается Такое — у тебя, как правило, нет ни малейших сомнений в том, кто именно смотрит на тебя, это становится понятно… без слов, просто само собой.

Относительно «прощения». Пес прожил пятнадцать лет, последние два года я со страхом ходил той улицей, где когда-то весной нашел его полугодовалым щенком, брошенного и растерянного. Было непросто нам обоим: я, как водится, тешил себя надеждами, «пойнтер может прожить лет семнадцать — восемнадцать, от артрита не умирают, стало быть — еще год или два, или даже больше», старательно загоняя в дальний темный угол сознания то, что происходило прямо перед моим носом, а пес… ох, откуда мне знать, о чем он думал, что чувствовал. Но — ему явно было тяжелее, чем мне. Психологи уверяют, чувство вины — перманентный спутник, когда вспоминаешь ушедшего друга; и, какими б вескими не представлялись причины — первоисточник в ином. Не знаю, может быть. Какая, к черту, разница, в тот момент, когда вы вдвоем поднимаетесь по Лунной дороге, будучи заняты тем самым разговором, который, вероятно, один и тот же у всех… «Но скажи, ведь этого не было? — Ну конечно, не было. Это тебе померещилось. — Больше мне ничего не нужно!».

Горят ли рукописи, или не горят — не имеет ни малейшего значения; важно лишь то, что авторы этих рукописей никогда уже не забудут ни единой строчки в созданных ими мирах. Вот скажите, неужели вы никогда не задавались вопросом: перипетии увлекательного повествования много лет как знаете практически наизусть, что же заставляет возвращаться к старой книжке вновь и вновь? Вглядитесь, не сам ли это Писатель насмешливо прищурился, поглядывая на вас между строк… и вот уже не приключения отважных десятилетних викингов заставляют в очередной раз, смущенно кряхтя, снять заветную книжку с полки, но — таинственный, будто во сне, неспешный разговор с их Автором, его неподражаемая улыбка, харизма. Суметь бы понять, ухватить, оставить в памяти хоть краткую суть произошедшего между вами диалога, вот что действительно было бы здорово.

Короткую эту зарисовку автор посвящает памяти Владислава Петровича Крапивина, Лучшего Детского Писателя, Писавшего Книги Для Взрослых. Командор, Вы дали мне столь много, что я навсегда в долгу, и Вы в любой момент вправе потребовать возврата любой части этого долга. Все, что угодно, кроме одного: я никогда теперь уже не приму участия в сражении за русский Севастополь, хотя впервые увидел и полюбил этот город благодаря Вам; там дьявольское кровавое марево, вероятность которого вы когда-то в бытность проглядели. Впрочем, не могу Вас винить: Вы — живой человек, стало быть, имеете право на ошибку.