Тыж программист. Ада Лавлейс

Вернёмся к вопросу о компьютерах. Вопроса, что следует считать первым (или не совсем) компьютером, мы успели коснуться в статье про разностную машину Бэббиджа. А там, где есть первый компьютер, есть и первый программист. И кто же был этим супергероем, чинящим всё — от холодильника до лыж? А ответ, между тем, лежит недалеко от механического зверя Чарльза Бэббиджа, и в какой-то мере даже с ним связан. Итак, на сцену выходит леди Августа Ада Кинг Байрон, графиня Лавлейс!

Мать вычислений, бесподобная леди Лавлейс

Как это всегда водится, у знаменитостей жизнь интересная с самого начала. Её мать — Анна Изабелла Ноэль — была женщиной весьма холодной и в какой-то мере отстранённой. Тем не менее, молодому и горячему поэту Джорджу Байрону своими настойчивыми ухаживаниями чем-то удалось её зацепить, и Изабелла приняла его предложение руки и сердца. Проблемы начались уже позже — Байрон сидел без денег, запил, начал бить жену. Где-то в этот промежуток (10 декабря 1815, если быть точным), и появляется на свет малышка Августа Ада — впрочем, светило английской поэзии свою дочь увидит только месяц спустя (да ему и было-то без разницы, он вообще сына хотел). Убеждённая в безумии своего супруга, Изабелла уехала к родителям в Лестершир, естественно, забрав малышку с собой.

По мнению госпожи Ноэль-Байрон, её супруг сошёл с ума из-за своей увлечённости лирикой. Хотя это нисколько не умаляло её любви к нему (больше походившей на заботу о тяжелобольном), назад она не вернулась, а Байрон, соответственно, не видел свою дочь. Как и дочь — отца. Вместо этого Изабелла воспитанием дочери занималась сама. Многие пишут, что Аду Байрон обучали точным наукам, потому что её мать не желала повторения судьбы отца (и это, скорее всего, даже правда) — вот большинство забывают, что и сама Изабелла была неплохим математиком, и, соответственно, Анне пришлось стать полигоном для нереализованных материнских мечтаний. Впрочем, девочка не жаловалась, поскольку учителя смогли привить ей интерес к этой области знаний.

Самый известный её портрет

Как итог, уже к 17 годам Ада начинает пристально изучать механику и анатомию птиц, загоревшись идеей построить крылья для полёта. Времена уже были не Ивана Грозного, на бочку с порохом её никто сажать не стал, просто покрутили пальцем у виска. Но девушка (на всякий случайя0 записала все свои наработки в книгу (по крайней мере, если верить статье в Байронском Журнале). А к 18 годам она встретилась с властелином шестерёнок, мастером на все руки и большим умельцем тянуть деньги из казны Королевского общества — Чарльзом «Разностная машина» Бэббиджем. Данный господин как раз попал в немилость, поскольку за десять лет выклянчил себе значительную сумму денег (и требовал ещё), а его механический монстр (та самая разностная машина) не был закончен даже наполовину. Тем не менее, юная леди Байрон по достоинству оценила задумку, а Бэббидж, в свою очередь, нашёл себе единомышленника и союзника.

Надо отметить, что Ада по своему характеру была полной противоположностью матери — часто посещала придворные мероприятия, много танцевала и общалась. Тем не менее, мать и тут умудрилась дотянуться — предложение руки и сердца от Джона Хобхауза она отвергла, поскольку тот был другом её отца (Хобхауз впоследствиии её описал как «…высокую и с грубой кожей, но, тем не менее, имеющую некоторые черты моего друга») — что, впрочем, не помешало им потом сдружиться. В итоге, заполучить эту прекрасную юную леди себе в жёны повезло барону Уильяму Кингу, будущему лорду Лавлейсу. И, в отличие от брака Байрона и Анны Изабеллы Ноэль, этот был счастливым — новоиспечённая леди Лавлейс родила троих детей, а муж её всячески поддерживал в её изысканиях.

Вот кому не повезло — так это казне Лавлейсов. Математические исследования периодически требовали финансовых вложений на безвозмездной основе. Как, кстати говоря, и ставки на скачки, на которых она потеряла не менее 3000 фунтов (по курсу на 1840-е). Эти долги привели к попаданию в классическую кроличью нору игромана: «Вот сейчас отыграюсь!». К сожалению, даже у такого одарённого математика, как Ада Лавлейс, не получилось просчитать идеальную формулу выигрыша (хотя она пыталась) — и она была вынуждена признаться мужу. Тот отнёсся с пониманием, а история со скачками, вроде как, на этом закончилась.

Ада Лавлейс, 1843. Одна из немногих прижизненных фотографий

В этот момент в нашу историю возвращается Чарльз Бэббидж, один из многочисленных друзей Ады. В тот момент (1840-1842) он как раз выступал с циклом лекций о его новейшем концепте — «Аналитической машине». И так получилось, что в Туринском университете его лекции были записаны на французском, и позже были опубликованы в Женеве. Этот сборник нашёл общий друг леди Лавлейс и Бэббиджа — Чарльз Уитстон, и попросил Аду перевести его на английский. Та согласилась — а потом выдала текст, который по объёму комментариев превышал оригинал. И там была пара интересных моментов — например, в примечании G Ада утверждает, что, несмотря на впечатляющие возможности, нельзя сказать, что аналитическая машина «думает» (т.н. «Возражение Лавлейс»), но, тем не менее, она вполне в состоянии делать нечто гораздо большее. Для доказательства этих невероятных возможностей, Лавлейс там же набросала свою программу для вычисления чисел Бернулли. Был, правда, у неё один недостаток — самой аналитической машины не существовало, так что сама программа была моделью, теоретическим рассуждением (однако построенным по всем принципам создания программ, с такими понятиями, как «ячейка» или «цикл»).

После создания первой в мире компьютерной программы леди Лавлейс прожила ещё девять лет. В возрасте 36 лет она скоропостижно скончалась от кровопускания (как и её отец), которым пытались вылечить рак (от которого умерла её мать). Тем не менее, наследие её живёт — например, в виде компьютерного языка «Ada».

P.S. Программа, которую она написала, не работает — по крайней мере, в том виде, в котором она была напечатана. Так что ошибка вполне может быть опечаткой.

Не доставайте эту книгу рядом с верующими

Автор: Андрей Маров